Идентификация Борна - Страница 71

— Два жеребца в одном гареме не уживутся, — пошутил Уолтерс.

— Чемпион не уступит свой титул добровольно, — Эббот вновь взялся за свою трубку. — Он будет упорно сражаться, чтобы создать условия для уничтожения конкурента. Как уже здесь сказал конгрессмен Уолтерс, мы продолжаем преследовать Кейна, но мы не должны забывать и про другую дичь в окружающем нас лесу. И когда, если это случится, мы найдем Кейна, вполне возможно, что мы отступим назад, чтобы подождать появления Карлоса.

— Чтобы потом взять их обоих! — добавил представитель армии.

— Вразумительная идея, — замети Джиллет.

Совещание закончилось. Его участники уходили неторопливо, пытаясь еще раз обменяться друг с другом мнениями. Дэвид Эббот остановился около полковника из Пентагона, который аккуратно складывал листки из архива “Медузы”.

— Можно мне на них взглянуть? — осведомился он. — У нас нет своей копии.

— Нам были поставлены такие условия, — заметил офицер, протягивая сложенные листки Эбботу. — Я думаю, что это были ваши инструкции. Только три копии... Одна у нас, одна в Управлении, и еще одна в Совете.

— Да, они вышли от меня, — великодушно улыбнулся Немой Монах. — В моей части слишком много штатских.

Полковник отвернулся, чтобы ответить на вопрос конгрессмена. Дэвид Эббот не слушал окружающих, в это время его глаза скользили по колонкам имен: он был встревожен. Эббот был единственным человеком в комнате, кто знал имя. Когда он дошел до последней страницы, в его груди образовалась пустота. Это имя там было!

“Борн Джейсон Ч. Последнее известное местопребывание: “Там-Квуан”.

Что же, черт возьми, случилось?

Рене Бержерон в отчаянии бросил телефонную книжку в сторону и отошел от телефона, Сейчас он был не в состоянии контролировать свой голос и движения.

— Мы проверили все кафе и бистро, где она хоть раз бывала!

— Нет ни одного отеля в Париже, где он был бы зарегистрирован, подтвердил седоголовый оператор, сидя в утомительно удобном кресле возле второго телефона. — Прошло уже более двух часов. Вполне вероятно, что она уже убита.

— Но она очень мало знает, и ничего не знает про старика.

Модельер вперил свой взгляд в оператора.

— Скажи мне все-таки еще раз, почему ты уверен, что этот человек — Борн? Что ты еще о нем помнишь?

— Не знаю, почему я так уверен. Я только сказал, что это был Кейн. Если бы ты мог описать в разных ситуациях, то это было важным подтверждением моих слов. — Борн — это Кейн. Мы отыскали его в документах, оставшихся после операции “Медуза”. И это одна из причин, почему ты теперь здесь работаешь. — Если он называется Борном, то это не то имя, которое он использовал раньше. В составе “Медузы” находился целый ряд людей, не сообщавших свои настоящие имена. Для них сохранение инкогнито было гарантировано, так как у многих имелось преступное прошлое. Он был одним из них.

— Но почему ты считаешь, что это был именно он? Ведь все, кто был там, в Азии, рассеялись по всему миру. Ты сам нарвался на подобную ситуацию.

— Я мог бы просто сказать, что он был здесь, в Сен-Оноре, и такого заявления было бы достаточно, но дело гораздо сложнее. За этой уверенностью стоит очень многое. Мне пришлось наблюдать его в деле. Я был назначен в группу, которой командовал именно он. Все, что тогда с нами происходило, забыть невозможно, как невозможно забыть и этого человека. Этот человек может быть и Кейном.

— Рассказывай дальше...

— Нас выбросили с парашютами глухой ночью в секторе, который назывался Там-Квуан. Нашей целью было освобождение американца по имени Вебб, который был захвачен вьетконговцами. Мы тогда еще не знали этого, но приказы, которые определяли эту операцию и ее проведение, не оставляли сомнения, что это была одна из самых важных операций за все время нашего участия в военных действиях. Даже перелет из Сайгона происходил в ужасных условиях. Был сильный штормовой ветер, мы летели на высоте тысячи метров, самолет трясло так, что он был готов вовсе развалиться на куски. И при подобных условиях он приказал нам прыгать.

— И вы прыгнули?

— Его оружие было направлено на наши головы. В каждого из нас, когда мы направлялись к люку. Возможно, что мы могли погибнуть и там, внизу, но здесь у нас не возникало желания получить пулю в голову.

— Сколько вас было?

— Восемь.

— Вы могли бы обезопасить себя.

— Ты его не знаешь.

— Продолжай, — произнес Бержерон, неподвижно уставившись в стол, пытаясь сосредоточиться.

— Внизу мы собрались, но нас оказалось лишь семеро. Двое, видимо, погибли при прыжке. Было удивительно, что я остался жив. Я был самым старым по возрасту и самым неповоротливым, но я отлично знал местность, поэтому меня и взяли на эту операцию, — он помолчал, напрягая память. — Менее чем через час мы поняли, что угодили в ловушку. Почти двое суток мы не могли оторваться от земли, находясь под постоянным огнем противника. Как ящерицы, мы пробирались через джунгли, пытаясь оторваться от преследователей... Ночью он всегда уходил один. Там, куда он направлялся, слышались взрывы и стрельба. Он уходил, чтобы убивать. Всякий раз, когда он возвращался, нам удавалось продвинуться к лагерю еще ближе. Все это весьма походило на массовое самоубийство.

— Но почему же вы от этого не отказались? Ведь вы не были регулярной армией, и ваше подчинение приказам было до некоторой степени условным.

— Он утверждал, что это единственный способ остаться в живых, и в этом была определенная логика. Мы находились далеко за линией фронта, мы нуждались в помощи и снабжении, а чтобы получить это, мы обязаны были найти этот лагерь и, если бы смогли, захватить его. У нас не было выбора. Если бы кто-то стал возражать, он бы пустил ему пулю в голову, и все это отлично понимали. На исходе третьей ночи мы, наконец, взяли этот лагерь и нашли человека по имени Вебб. Он был еле живой, но еще дышал. Нашли мы и двух человек из нашего отряда, которых считали погибшими. Они были вполне здоровыми и ошеломлены нашим вторжением: это были белый и вьетнамец. Им заплатили, чтобы заманить нас в ловушку. Точнее заманить его, как я подозревал.